Студент НИУ ВШЭ рассказал о личном опыте участия в СВО и своем ранении

С началом СВО а ряды Вооруженных сил России вступило огромное число добровольцев, в том числе студентов. Максим был одним из тех, кто со студенческой скамьи отправился защищать Родину с оружием в руках. Он покинул бакалавриаь Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ весной 2023 года. В ходе боёв Максим был ранен и сейчас проходит лечение в Москве. Свою историю он рассказал проекту «Вышка для своих».

Попадание в Вышку

«Я хотел стать технологом: поступил в 10-й инженерный класс московской школы, разработал и представил на конференции новую систему, с помощью которой можно форсировать двигатель внутреннего сгорания. Но вскоре разочаровался в этой профессии, решил, что лучше буду заниматься чем-то связанным с иностранными языками и, может быть, международными отношениями. Стал учить английский и уже через год свободно на нем общался.

Поступать решил в Вышку. Рассматривал разные направления и в конце концов выбрал программу «Востоковедение и африканистика». Главное, что мне в ней понравилось, — много языков, в том числе экзотических: тибетский, монгольский, письменный монгольский, а также английский, немецкий. Плюс возможность взять майнор «Международные отношения». И еще хотел поступить в Военный учебный центр НИУ ВШЭ — выучиться на разведчика со знанием языков. Такого специалиста с руками оторвут.

Все нужные для поступления ЕГЭ я сдал на 90+, подал документы и прошел на бюджет. Это был 2020 год, то есть в 2023 году я должен был окончить третий курс.

В Вышке я не только учился, но и был членом Студсовета, занимался волонтерством (например, ездил в Мариуполь). Мы даже создали свою студенческую организацию, взаимодействовали с сообществом педагогов и вожатых «Вышка — детям», проводили Школу вожатых НИУ ВШЭ. Вместе с моей будущей женой работали в лагере для детей из детдомов с различными заболеваниями. Работу с детьми я считаю первоочередной задачей каждого уважающего себя человека, потому что дети — наше будущее.

Как я попал на СВО

В этом году, сдав весеннюю сессию, я подал заявление на академический отпуск. Вместе с моим другом — тоже третьекурсником, студентом образовательной программы «Философия» (он сейчас остается в батальоне) — мы заключили контракт и отправились на СВО добровольцами.

Вопрос о том, почему я стал добровольцем, мне задавали не раз, и, отвечая на него, не нужно изобретать велосипед. Все уже сказали классики. Есть такое замечательное стихотворение «Мужество» Анны Ахматовой:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки.

Это стихотворение я увидел на одной из разрушенных стен в Мариуполе, и оно для меня зазвучало по-новому. Оно вполне отражает мою мотивацию: мы идем и делаем эту работу в том числе для того, чтобы этот город жил, чтобы здесь работал университет, школы, больницы, чтобы враг к тебе не пришел.

Своим близким я сообщил, что принял решение пойти добровольцем, поставил их перед фактом, и им пришлось это принять. Им тогда было непросто (а сейчас они, конечно, мною гордятся). Смерти я не боялся. Во-первых, ты, скорее всего, ничего не почувствуешь, а во-вторых, тебе уже будет все равно. Но я понимал, что моим близким было бы очень тяжело пережить мою смерть, как и тяжелое ранение, если бы я остался инвалидом, потерял бы руку, ногу, глаз. Вот это страшно, а остальное, пожалуй, нет.

Готовиться к СВО и физически, и психологически мы с моим товарищем начали заранее, примерно за четыре месяца: выбирали экипировку, подразделение. Со снаряжением, которое, как потом оказалось, спасло мне жизнь, помогла Вышка и студенческое движение «Белый ворон». Самый тяжелый момент — когда происходит отрыв от привычной жизни: обнимаешь маму, папу, жену, сестру, брата, садишься в автобус и уезжаешь в неизвестность.

До подписания контракта мы жили на базе: учились обращаться с оружием, бегали, тренировались на полигоне. С нами в казарме жили добровольцы из Новосибирска, вообще было много хороших людей. Ощущался дух боевого братства, когда старшие товарищи помогают младшим, стараются, чтобы мы набрались опыта по максимуму. А ты понимаешь, что общаться с этими людьми, сидеть с ними рядом — большая честь для тебя.

А дальше, когда прибыли на место, от первого дня до последнего все происходящее со мной казалось мне само собой разумеющимся. Хотя, например, санитарные условия оставляли желать лучшего, это не было проблемой. Я опасался, что с питанием будут проблемы, но здесь оказалось все отлично — еду никто не отменял, а средства личной гигиены, белье, термобелье нам выдавали. В общем, мы ко всему были готовы — можно сказать, мне там было легче, чем здесь в последние месяцы учебы. Отбрасываешь лишнее, и все очевидно: здесь свои, там враги. В обычной жизни в этом смысле сложнее.

О ранении

Я входил в состав эвакуационной группы. Нам в штаб подвозили то, что необходимо бойцам на передовой: продукты, медикаменты и прочее. Мы все это им доставляли, а с передовой забирали раненых, убитых, трофеи. От штаба до передовой — чуть более 5 километров по единственной тропе, о которой противник знает, каждый метр этой тропы пристрелян, и круглые сутки над ней висят дроны. Ее называли дорогой смерти.

Однажды поступила задача вытащить с передовой погибших товарищей, и в семь вечера группой из шести человек мы выдвинулись из штаба по этой тропе. Попали под плотный обстрел: минут сорок они всю тропу прорабатывали от начала до конца, но мы все-таки дошли до позиции, вытащили товарища, упаковали, положили на носилки и понесли по тропе обратно.

Тут нас засекла «птичка», начался обстрел из минометов, и командир приказал рассредоточиться. Лес, ночь, темнота, луна не светит — перед собой уже ничего не видишь. И меня зацепило миной — как будто бейсбольной битой ударили по спине, пояснице. Чувствую, что рука онемела, пальцы не работают. От более тяжелых последствий спасло снаряжение. На каске у меня были наушники, благодаря которым я избежал тяжелой контузии с разрывом перепонки. А если бы не боевой пояс, то осколок вошел бы в поясницу и раздробил бы кость.

Я машинально подскочил — отпрыгнул, и следующая мина упала ровно в то место, где я только что лежал. Они, видимо, заметили, что меня ранило, и пытались добить. Наушники я сбросил, и в этот момент меня контузило. А дальше была только секунда паники, реальное такое отчаяние, после чего — выброс адреналина, я ползу, боли не чувствую, прибегает командир, и мы все бежим за ним через лес. В это время с нашей стороны две батареи РСЗО «Град» начали работать в их сторону — выпустили по полному пакету, все небо осветили.

Об отношении к бойцам в разных регионах РФ

В зоне СВО мы, конечно, взаимодействовали с местным населением, и люди к нам относились настолько лояльно, насколько это возможно. Куда бы ты ни зашел — в магазин, аптеку, банк, — все с уважением расступаются, и даже самая старая бабушка пропустит тебя без очереди. А если ты ей скажешь: «Нет, я подожду», — она ответит: «Вы наши защитники, идите без очереди».

На площадку в ЛДНР, где высаживают бойцов после госпиталя, к нам приехали волонтеры — большая колонна с флагами. Они развернули ярмарку: наготовили кучу еды, раздали нам все самое необходимое вплоть до полотенец и зубных щеток. Мне дали кнопочный телефон, и я созвонился с семьей. В этот момент понимал: все, что со мной происходило, было не зря, и ты просто не имеешь права подвести этих людей, которые искренне переживают за тебя и за свою страну.

Известны примеры, когда бойцы СВО, возвращаясь домой, говорят, что мы там воюем, рискуем жизнью, а у вас тут все хорошо, по ресторанам ходите. Мне их трудно понять. По-моему, наоборот: если ты приезжаешь домой и там люди живут так, как будто нет никакой спецоперации, значит, ты хорошо делаешь свою работу.

О возвращении

Возвращаясь в Москву после ранения, я ощущал спокойствие, радость, умиротворение. Пересекаешь МКАД, видишь эти панельные районы, свой дом, подстриженный газон, хорошо уложенный асфальт, обнимаешь свою семью и вспоминаешь, что совсем недавно лежал под обстрелом, прошел по лезвию ножа. То, что со мной происходило, полностью невозможно было осознать сразу.

Решение отправиться добровольцами на линию соприкосновения сегодня принимают многие молодые люди, в том числе студенты. Среди них есть те, кто руководствуется прежде всего желанием заработать, получить какие-то привилегии по возвращении, но это, по-моему, большая ошибка — их ждет разочарование. Приехав туда, внезапно осознаешь, что завтра уже, может быть, будешь мертв, больше никогда не обнимешь своих родных, не скажешь им «я тебя люблю» и обречешь их на горе, страдание. И зачем тогда эти условные 200 тысяч в месяц, которые тебе платят?

Если же человек осознает то, что происходит в стране, в мире, и готов выполнять эту непростую работу не из-за денег и привилегий — к такому выбору я отношусь с уважением. Деньги в данном случае — это как усилитель вкуса, допинг, возможность сделать немного ярче то, что мы уже имеем в жизни.

О будущем

В Вышке мне сейчас говорят, что я могу рассчитывать на любую помощь. А я даже не знаю, о чем еще попросить, если Вышка мне уже жизнь спасла. Что может быть дороже жизни?

Сейчас ректор Никита Юрьевич Анисимов, проректор Сергей Владимирович Рожков и проректор Дмитрий Игоревич Земцов помогают мне с врачами. Я хожу в клинику, мне там делают все необходимые обследования. Осколки пока достать не удалось, и, к сожалению, лучевой нерв не подает признаков жизни. Предстоит еще прием у нейрохирурга, потом консилиум: врачи будут решать, что со мной делать.

Скорее всего, мне придется снова поехать на СВО. Хотелось бы вернуться оттуда живым и обязательно окончить университет. Огромный жизненный опыт, который я приобрел на СВО, нужно использовать во благо страны. На протяжении какого-то времени я видел смерть, боль, разрушения, а потом, наоборот, приходит время созидать — строить свою семью, свою страну. Я планирую учиться, работать, воспитывать детей — жить по чести, по совести, чтобы жизнь прошла не зря.